Фиолетовая паранойя

Олег (имя изменено) — пациент Городской наркологической больницы. Настороженный, подозрительный, долго не шел на контакт. Когда наконец расслабился, рассказал психологу: «Все, что вокруг происходит, подстроено, чтобы я понял значимость фиолетового цвета. Он имеет самое большое значение в жизни». Позже выяснилось, что несколько месяцев назад на кухне его мать как бы между прочим заметила — какой интересный свет у фонарей: «Фиолетовый, посмотри». Он решил, что она ему на что-то намекает, но тогда посчитал — на то, что фиолетовый свет опасен. Сейчас-то он понимает, что он хороший и в больнице своим поведением все намекают на это. Прикуривает Олег только от фиолетовой зажигалки: «У нее особый огонь».

Мания преследования, параноидальный бред часто посещают потребителей солей, потому что они приводят к психозам. В Городскую наркологическую больницу обычно обращаются, когда выхода уже нет.

— К нам редко приходят пациенты, которые сами понимают, что начинают разрушаться, — для этого надо, чтобы какая-то часть мозгов еще работала. Такие осознают: влечение к наркотику высокое, поведение — рискованное, и разные истории, в которые человек попадает, подсказывают, что с этим что-то придется делать. Самая распространенная мотивация — уголовное преследование (треть пациентов лечатся по решению суда) и проблемы в семье — родители начинают отказываться от своих детей. К счастью, у родственников есть возможность получить разъяснение и подсказки, чтобы занять правильную позицию. Если они приходят к нам, значит, им нужна бесплатная помощь с вытекающим из нее поражением в правах, которого все очень боятся, — рассказывает Антон Петров, психиатр-нарколог, заведующий отделением реабилитации ГНБ.

Олег — из тех, в ком сошлось все, — поймали с наркотиками и надо было полечиться, чтобы «не закрыли» по решению суда, надавила мама, да и устал уже от употребления.

Если человек самостоятельно обращается к врачу, попадает по назначению — в Городскую наркологическую больницу. Скорая с проявлениями отравления наркотиками доставляет в Институт скорой помощи им. Джанелидзе. Если паранойя выражена ярко, а по внешнему виду непонятно, принимал ли человек психоактивные вещества, тому дорога в психиатрические стационары.

— Учитывая, что популярный наркотик — сильный стимулятор, человек может не спать несколько дней, вести бурную деятельность, психика истощается. В параноидальном состоянии их доставляют в психиатрические клиники, — поясняет главный психиатр Петербурга Александр Сафронов. — Пробы берем, если есть сомнения, отправляем их на исследование в лабораторию наркоклиники. Но чаще всего вид наркотика для психиатра не имеет значения — надо параноидальное состояние лечить, а оно, независимо от причины возникновения, лечится одинаково. В анамнезе психиатры указывают: употреблял психоактивные вещества, если у пациента не хватило ума скрыть это. Большинство факт употребления утаивают.

«Бывают летальные исходы»

Тем, кто в остром состоянии попадает в отделение токсикологии НИИ скорой помощи им. Джанелидзе, ничего скрыть не получается. Главный токсиколог Алексей Лодягин рассказал «Фонтанке»: «Мы снимаем интоксикацию, и если наши психиатры обнаруживают изменения в психиатрическом статусе, то переводим либо на свое психосоматическое отделение, либо в психиатрический стационар, либо под наблюдение нарколога-психиатра диспансера по месту жительства».

По данным химико-токсикологических исследований, в 2021 году с отравлением синтетическими психоактивными веществами в среднем поступали около 600 человек в месяц. Причем до сих пор больше всего было отравлений одним из прекурсоров, который используется в промышленном производстве. Это очень токсичное вещество, признаки отравления им явные, так что понятно, почему именно его потребители чаще других оказываются на больничной койке отделения токсикологии.

— Соли по частоте госпитализации практически догнали его, — говорит Алексей Лодягин. — Мы видим, что отравления ими тяжелые, даже с летальными исходами. Но с отравлениями мефедроном поступает всего два-три десятка человек.

Почему их мало, врачи пока только гадают. Алексей Лодягин предполагает, что поскольку этот психостимулятор — эмпатоген, вызывающий ощущение родства со всеми вокруг, эмоциональной открытости, то окружающих обдышавшиеся наркоманы не пугают, им кажется, что все с ними хорошо, даже когда с ними все плохо, несмотря на то что за счет воздействия на дофаминергическую систему это психоактивное вещество вызывает возбуждение и гиперкинетику (неукротимое желание двигаться). Поэтому ни скорую к ним не вызывают, ни полицию. Тем временем к мефедрону развивается стойкая зависимость.

Под катом

«Я заторчала на мефе, потому что казалось, что эффект от него мягче и можно себя контролировать: видишь полицейскую машину, собираешься. Не знаю, как это выглядит со стороны, но самому кажется, что ты идешь, как трезвый, не выделяешься из толпы, а это помогает не запаниковать. И перед входом в магазин собиралась вся, чтобы не спалиться, покупала сигареты, выходила из него и «выдыхала». А под альфой перекрывает так, что на шизу можно высадиться: кто-то стоит 12 часов и смотрит в окно, кто-то в дверной глазок весь день смотрит — кажется, что за дверью кто-то есть. На улицу вообще невозможно выйти — все встречные говорят 100-процентно о тебе», — рассказывает Аня (имя изменено). Она москвичка, ей 20 лет. Два последних года живет в Петербурге. Больше семи лет употребляет наркотики. В Городской наркологической больнице лечится уже полгода.

Начало для Ани было стандартным: после развода родителей с мамой и братом уехала в Красноярск к бабушке, кстати, заведующей отделением в местной наркологической больнице. Поссорилась с родными, ушла из дома, во дворе предложили марку.

— Хорошо помню состояние, в котором очутилась, — «отпустило» обиду за то, что меня ударили, за то, что не понимают. Я не соответствовала требованиям нашей правильной семьи.

К бабушке в больницу приходила со старшим братом часто, а дома слушала, как он диктует истории болезней — помогает заполнять электронные карты: «Я видела, как выглядят зависимые у бабушки в ГНБ, видела, что наркотики — плохо. Но была уверена, что у меня так не будет».

Потом Аня с мамой и братом вернулась в Москву.

— Химию начала принимать годам к 16 и быстро поняла, что подсаживаюсь на систему. С героина тебя мажет, ты как овощ. От химии все не так, мозг работает по-другому, о ней думаешь постоянно. Помню голос брата, который диктовал бабушке записи для электронной карты: если ты хочешь еще и еще, это зависимость. Признавалась себе в этом, но отгоняла такие мысли. Под мефом тебе кажется, что тебя любит весь мир и ты его любишь, становишься искренним — болтаешь без умолку. Не напрасно его называют сывороткой правды. Я слышала, что есть какой-то процент людей, которые могут врать под ним, но, наверное, он так мал, что я их никогда не встречала. При этом зрачки расширяются, челюсть сильно сводит, поэтому жуем жвачку — у меня сильно сточены зубы, раскусить ими я ничего не могу.

С 18 лет Аня живет в Петербурге. Думала, раз здесь знакомых нет, сможет отказаться от наркотиков. Знакомства образовались быстро — наркоман наркомана узнает интуитивно. Людей, с которыми жила и принимала наркотики, друзьями и подругами сейчас не называет, они — соупотребители.

Доза растет, денег не хватает

У меня сначала была банковская карта папы, я с нее деньги тратила, потом появились соупотребители, у кого были деньги, делились. Когда соупотребительницам исполнилось 18, они пошли работать в вебкам. Меня звали, но не смогла перешагнуть эту черту. Мне было проще украсть, сдать в ломбард и на полученных деньгах поторчать, — вспоминает Аня. — Работать пошла, но долго не смогла, потому что к тому времени уже выросла в разы дозировка. Фокус со снижением дозы после детокса с мефом не работает (когда героиновым наркоманам требуется все больше наркотика уже не для удовольствия, а чтобы жить без ломки, они ложатся в клинику, им делают детоксикацию и они на время возвращаются к малым дозам. — Прим. ред.). Потом появился друг — барыга, у него всегда были наркотики и он мог продать дешевле, если не хватало денег.

О том, сколько возможностей у наркоманов, чтобы купить наркотики, «Фонтанка» уже рассказывала. Аня подтверждает, что сделать это очень просто даже подросткам.

Кайф стал доступнее — синтетика дешевле наркотиков растительного происхождения. Но чем дольше употребляешь, тем больше и чаще требуется вещество. Как долго длится переход от малой дозы к большой, врачам пока неизвестно, слишком мал опыт работы с такими зависимыми. Но когда грань преодолена, денег требуется все больше.

Когда мефа становится много

Вопрос о деньгах встает остро, когда начинаются марафоны. Но сначала они не ежедневные: в пятницу начинают, в воскресенье заканчивают. «Марафон — это непрерывный прием, — рассказывает Аня. — Чем дольше употребляешь, тем короче становится перерыв. У кого-то он сокращается до 20 минут, у кого-то — до получаса. После марафона начинаются отхода́».

— После трех дней приема психостимулятора силы заканчиваются. До следующей пятницы человек ощущает слабость, вялость, плохое настроение и настороженное отношение ко всему — все вокруг очень плохие и его не любят, и сам он очень плохой. Мир бессмысленный, враждебный и мрачный. Это основная особенность психостимуляторов — они истощают психику и весь организм, — объясняет Антон Петров. — Физическая зависимость проходит две стадии: первичное влечение проявляется в начале периодического потребления, когда хочется заторчать на фоне воздержания, вторичное — когда растет толерантность к наркотику и для достижения желаемого эффекта нужны все большие дозы, утрачивается психологический контроль. На фоне вторичной зависимости, как правило, происходят передозировки, обычно на марафоне. При передозировке у всех, кто употребляет психоактивные вещества, случается параноидальное расстройство.

«Отхода́» со временем переносятся все тяжелее. «Объемы моего потребления достигли того, что мне нужна была доза, чтобы просто выйти из дома в магазин — купить сигареты или хлеб. Без соли встать с кровати я не могла. Тебя не кумарит, но чувствуешь себя так плохо, что жить не хочется», — говорит Аня.

Самая большая беда в том, что мефедронщики могут долго употреблять, не попадая в поле зрения правоохранительных органов и врачей. И в это время привлекать к употреблению других. Потом уходят в марафон на месяц, на два, а после него однозначно уйдут в психоз или они уже в психозе. Или, как Аня, вдруг поймут, что без помощи врачей можно отправиться на тот свет, все органы и системы в теле уже отравлены.

На учете у петербургских наркологов состоит 11 тысяч наркозависимых. Как говорит Антон Петров, коэффициент латентности 10, то есть употребляющих 110 тысяч. Помните, в конце 1990-х — начале 2000-х уличная преступность ассоциировалась с наркоманами, в милицейских сводках ежедневными были сообщения о том, что кому-то дали по голове и отобрали кошелек? Тогда на учете у наркологов Петербурга были те же 11 тысяч наркозависимых. Сейчас сообщений о преступлениях, совершенных наркоманами ради денег на дозу, стало меньше. Поэтому кажется, ЗОЖ побеждает. Но нет, современные наркоманы просто стали другими.

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»